Одесский журналист Дмитрий Жогов исследует музыку и влияние войны на нее. Первая часть посвящена панк-группе Стас Ленин Band, которая, несмотря на войну, продолжает творческую деятельность и даже выпускает новые клипы.

Плохо, когда утром просыпаешься от стонания «воздушной тревоги». Она невыносима как горловое пение Йоко Оно или как вой слона, тонущего в болоте. Она ужасно плачет как «Стракостер» Джими Хендрикса на Вудстоке и рвет из тебя душу.

Говорят, сирену изобрел француз. Она неожиданно относится к духовым инструментам. И название у нее такое сволочное «необратимый излучатель звука».

Мрачный и тревожный вой с утра дает понять, что впереди как раз полная необратимость. Что приятной размеренной жизни еще долго не будет. Может быть никогда.

Я встаю и под аккомпанемент Йоко-сирены все же пытаюсь с обломков склеить нечто вроде довоенной повседневности.

Что лучше, в жару тепла Кока-Кола из обесточенного холодильника или горячего кофе?

Я выбираю кофе. От него запах мирной жизни. Теплая Круга это самое упадок и тлен. Залеплю себе уши наушниками:

-Ма-ма-мандрую, парасольку зачарую. Ритм, під який чітко відраховуються кроки. Танцюю у ванну. Води нема.
-Ма-ма-мандрую … Я, весь змоклий, продовжую пританцьовувати.

Кажется, Боженькая играет с увеличительным стеклом. Он устремляет огненный луч прямо на тебя. Через окно.
-Ма-ма-мандрую … Я, весь змоклий, продовжую пританцьовувати.

Сначала кажется, что вокал неэмоционален, а потом думаешь, чувак на грани нервного срыва. Как все мы.

Это одесские панки. Стас Ленин [Band]. Отличный клей чтобы с утра лепить из осколков настоящего. Я эту песенку «Мандрую» пою уже два дня.

Правда, не могу кроме трех слов ничего из нее вспомнить. Но это не важно.

Как «Рамамба хара мамбуру».

Я уверен, что смогу отличить Стас Ленин от других команд. Они ни на кого не похожи.

Я иду на концерт панк-группы. В первый раз в жизни. В Одессе не должно быть панка. Здесь нет трущоб. Нет каменных джунглей. У нас здесь солнце. Море.

Загорелый панк – это нонсенс. Панк должен быть бледным как чрево камбалы. Как Сид и Нэнси.

И в Одессе есть Стас Ленин [Band] одесский панк. И мне нравится.

Вой сирены. Тонкий ручей воды.

– Толстолоб!
-Ма-ма-мандрую,

На битумной крыше лопаются пузыри от жары.

Такова утренняя какофония.

Горсад декаданс та цирк

«Я облечу все стороны света…
Вдруг…
Внезапно…
А если в мою сторону будет лететь ракета —
Она полетит обратно»

В Горсаду на концерт уже собралась богемная тусовка: музыканты, режиссеры, актеры, операторы, художники, шизофреники, люди с отсрочкой и белыми билетами, другой творческий ̶с̶б̶р̶о̶д̶. Походило на базар пингвинов, как только выдвинулась из моря морда косатки и потащила одного.

Остальные ошеломленно посмотрели на круги на воде и продолжили шуметь.

– Кира, забрали на войну!
– Аркадий от ТЦК в деревню скрылся. Имеет дом 10 километров от ближайшего патруля.
– Николь замечательная! Но губит себя! Она много пьет.
— Глоток абсента?
– Половина музыкантов из рок-клуба на фронте!
— Какая адская жара! Еще немного и все нафиг загорится!
– Вы слышали это самые жаркие дни в истории человечества! А у нас жарче, чем где-то в Европе!

В городе от жары лопнула на двухметровой глубине под землей труба. Во всяком случае, так говорили. И не стало воды. Ее уже не было несколько дней. И потому пингвины все были взлохмачены и от них пахло.

Выделялся художник и писатель Серега Коняхин, он как всегда выглядел так, будто сделал укол адренохрома себе в мозг. Но это впечатление обманчиво. Его штырит и трезвого. Он весело трясет БГшной бородкой и рассказывает мне свой замысел эротической драмы. Она похожа на «Сало» Пазолини. Позвал меня на роль Председателя.

Еще выделялась Тиннет Николь. Ох Тинет, огонь чересел Одессы. Ти-нн -эт: кончик языка не делает путь по небу, но сразу толкается о зубы. Она самозабвенно и грациозно танцевала зажав в зубах розу. Все относились к ней с пиететом. Ее любят за талант и боятся за характер. Она божественно поет.

В кусты упал, загремел какой-то пьяный. Не дождался концерта.

Появился Стас таким, как я видел его в сотне роликов в Интернете.

Внешне он напоминает молодого Ульянова. Еще гимназиста. Представьте Ленина не целеустремленного, а уставшего с серьгой в ухе и немного брезгливым выражением лица.

Стас говорит, что прозвище Ленин дали, когда ему было шесть лет. За то, что носил кепку. Но ему это прозвище нравится.

Стас: – Это как Мерлин Мэнсон у него это Мэрилин Монро и Чарльз Мэнсон. Да и Стас это я и Владимир Ильич Ленин. Инь и Янь.

Он провокационно одет. Как трансвестит или клоун. Он стильный. Как Вивьен Вествуд работала над его образом.

Его шмотки сыпятся, облезают. После Стаса машина вся в кусках от его сумочки.

Я поразился его бесшабашности. Город полон военными не в лучшем настроении. Некоторые из них из ПТСР. У них при виде Стаса должен стать нервный тик, и рука сама потянется за пистолетом.

Жогов: Тебя часто хотят избить?

Стас: Нет, тьфу, тьфу, тьфу. Могут за спиной ворчать.

София (его жена) доставая прибамбасы для макияжа: – А в Киеве, помнишь? Именно за внешний вид прицепился?

Стас: – Я от таких иду в сторону. И все. Мне кажется, что ко мне уже все привыкли.

Жогов: Как ты считаешь больше звуков в войну?

Стас: Воздушная тревога. И потом ты и после нее реагируешь на все громкие звуки. На мотоцикл, на мусоровозы. На гром! Сразу думаешь «прилет» или нет? Генераторы ревут.

Дышать нельзя. Я хочу поехать после войны в Париж и послушать взрывы фейерверков. Интересно, как я буду реагировать? Надо сразу от этих «флешбеков» избавиться.

Жена гремит его перед концертом. За сценой в кустах стоит удобный стол со скамейкой. Стасу нравится это действо. Он вспоминает Кисс и Дэвида Боуи. Для них это был священный ритуал.

София окрашивает ему глаза, губы, приклеивает длинные ресницы. Одевает парик. На кончик носа ему жена поставила красную точку. Последний штрих.

– Твоя сумочка она сыпется вся, но она стильная. Кто тебя одевает? Кто придумал твой образ?

– Что-то я придумываю, что-то жена.

– Сумочка моя! Вставляет София.

У Стас Ленин [Band] свой Гаркуша есть неприкаянный эксцентричный бессмысленный человек, скачущий перед сценой. Это Борис Барский он худой, морщинистый и по-прежнему усаст, смахивающий длинными руками как сломанная марионетка, передвигается туда-сюда. Публика его узнает.

– Он харизматичный! Он полон сил. И его любят! говорит Стас: — Я часто бываю на концертах в Доме Клоунов.

Стас приглашал Барского и Алексея Агапьяна (Каламбур) на съемки своих клипов. Кстати, не помню, кто еще из одесских рокеров мог позволить себе клип?
Дорогая штука. Нужно быть амбициозным и обеспеченным.

Трудно представить себе делового панка Стаса, передозировавшего тяжелыми наркотиками и валящегося где-то за гаражами. Он знает, что делает. Клипы, альбомы, даже Барский входят в его кейс.

Стас хвастается, показывает на телефоне, что какой-то японец на ударных выстукивает его мелодию.

– В Японии от нас фанатеют. Мы ни на кого не похожи. Какой у нас стиль? У нас новый альбом в нем не то, что каждая песня, каждый кусочек песни в разных стилях.

Если играют металл и фанаты, то вряд ли они будут играть диско. А я могу экспериментировать, Стас пожимает плечами: «Мне все равно».

Жогов: Где «No Future»? Где протест против мира?

Стас: У меня есть своя нофьющая! Песня «Побежали! (Кстати заводной хит) – Куда идем неважно! В пустоту!

Стас идет на сцену звена болтающимися на куртке пустыми банками.

– Побежали! Побежали! Побежали! Куда идем неважно! В пустоту!

Толпа понемногу заводится. Барский начинает прыгать под сценой. Я послушал два хита и ушел.

Подытожу. Стильная панк банда. Которая на самом расцвете карьеры оказалась замкнутой в городе войной. Как зародыш в формалине.

 
Антракт.

Дмитрий ЖОГОВ