Украина близка к пику эпидемии COVID-19 или уже на нем. На горизонте клубятся грозовые тучи, которые прочеркивают молнии, и мы, конечно же, рады посмотреть, готовы ли врачи, всего ли хватает, как настроения на медицинской передовой.

Недавно выздоровевший (непонятно от чего) корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов отправился в бой провел целый день с медиками городской неотложной службы, которые принимают самое активное участие в мировой борьбе с ковидлой еб…, простите, проклятущей.

С тревогой и унылой надеждой смотрел я на интернет-карту, фиксирующую каждого нового заболевшего в Одессе и области. Вот в Малиновском районе уже три. Вот в Приморском четыре. Вот уже и на моей улице…

Это как сыпь у больного ветрянкой. Сперва одна точечка, один прыщик, потом два, а на третий день обсыплет полностью, и вот ты уже температуришь и мечешься в жаркой постели, норовя в бреду расчесать себя до крови.

Одессу пока еще всю не обсыпало, но никто не знает, что будет дальше. Может, мы уже прошли этот самый пик, которым пугают нас политики и медицинские функционеры, а может, все самое страшное еще впереди, и Городу уготовано повторить судьбу Нью-Йорка и Бергамо.

После публикации «Как мы тест на COVID-19 сдавали, сдавали да не сдали: паника, Прозерпина Люциферовна и облом» в редакцию пришло приглашение от муниципального Центра неотложной медицинской помощи. Дескать, приходите к нам! Наши девочки из колл-центра не кричат на звонящих и перепуганных пациентов, как вы это описали. Это, мол, связь такая. Приходите и сами посмотрите!

Я и поехал.

ПНЕВМАТИЧЕСКАЯ ТРУБА И СТАРУШКИ

Я помню, как в середине 1990-х побывал от какой-то редакции в оперативном отделе скорой. По договоренности. Велено было сделать хороший сюжет. Красивый! Оперативный отдел — это то самое 03, которое сейчас 103, куда мы звоним и орем: «Скорая, але! Але! ПАМАГИТЕ!».

Приезжаю, значит, с оператором. Осматриваюсь. Тогда еще появление телевидения было событием в городских службах. Вот вам картина. В двух комнатках сидят бабульки в хрустящих, накрахмаленных белых халатах и полной боевой раскраске. Пудра на щеках трескается, штукатурка сыплется – бабушки жеманно улыбаются. Видно, что подготовились.

Телефоны звонят ежесекундно. Оставляя помаду на телефонных мембранах, пожилые дамы стараются щебетать в трубку и не отпускать обычное сварливое: «Женщина, не кричите, говорите внятно, кому поплохело!».

Стали мы снимать «красиво». И видим: из одной комнаты в другую ведет прозрачная пластиковая труба, желтоватая от старости и местами обмотанная синей изолентой. Бабулька выслушивает чей-то предсмертный хрип, записывает на бумажку что-то вроде: «Агония. Пятнеет. Не дышит. Адрес такой-то…». Затем скатывает бумажку в комочек. Все это время за ней наблюдает другая бабулька, сидящая в пяти шагах. Она прекрасно слышит диалог со звонившим и то, что записывает товарка. Казалось бы, никаких дополнительных телодвижений не нужно, но все не так просто! Сотрудница №1 запихивает бумажку в трубу и нажимает какой-то рычаг. Под давлением воздуха бумажка летит по трубе к сотруднице №2. В соседнюю комнату!

- Это наша пневматическая почта! Для ускорения! — улыбается получательница письма.

Но бумажка на полпути застревает. Как раз там, где трещины в трубе перехвачены изолентой. Бабулька замирает и с досадой жует губами.

- Викторовна, дай линейку!

Процедура борьбы с непокорной трубой у сотрудниц «оперативного» отдела была отработана. Кряхтя и переваливаясь, оператор «ускорения» шла к трубе, в которой трепетал под напором воздуха застрявший листок. Она пропихивала линейку в щель на стыке трубы и проталкивала бумажку. Та летела по трубе к ней на стол, бабуля шла к столу и там, отдышавшись, доставала и переписывала из нее данные в журнал. И только после этого следовал «экстренный» звонок бригаде, которая коротала время в комнате отдыха.

Я смотрел на все это, багровел и старался сдержать нервический хохот. Мне было страшно представить себе пациента, отсчитывающего секунды до приезда медиков и не знавшего об идиотской «скоростной пневмопочте» .

И вот спустя десятилетия я снова иду в подобную службу — не скорую, но неотложную. Честно говоря, лелею планы наконец-то сдать полноценный тест на COVID-19. У них этих тестов, наверное, ну, просто завались. Как на фабрике, где жил дядя кота Матроскина.

ДОКТОР ЛИВСИ И ПРОЗЕРПИНА ЛЮЦИФЕРОВНА

Администрация и колл-центр Центра неотложной медицинской помощи размещаются в бывшем здании департамента здравоохранения на Коблевской, 14 (само ведомство Елены Якименко переехало в «новую мэрию» на Косовской). Это сталинка. До нее на этом месте стоял дом, где жил композитор Даниил Крыжановский — тот самый, который создал песню «Реве та стогне Дніпр широкий» на слова Тараса Шевченко. Потом здесб была прокуратура.

Возле сталинки стоят новенькие «Фиаты» неотложки. Когда мы пришли, их как раз чистили и мыли.

Вход здесь шикарный. Широченный. С лестницей, взойдя по которой, хочется сразу возложить цветы. Но торжественность момента нарушил мужик, стоявший наверху. Ему не хватало только ливреи и бакенбардов. У него был презрительно–подозрительный взгляд. Охранник.

Когда я назвался, он спешно удалился, бренча портупеей и сверкая лампасами, а вернулся с веселым врачом, который, узнав, что я из «Думской», сразу же воскликнул: «Аааа! Прозерпина Люциферовна! — и заразительно засмеялся. — Очень повеселила ваша статья (на самом деле, очерк, но простим профану незнание терминологии, — Ред.)».

Он чуть ли не прищелкивал пальцами, так ему хотелось высказаться. По своей жизнерадостности напоминал мультяшного доктора Ливси. Он сразу мне понравился. Потом, правда, выяснилось, что он, в отличие от весельчака Ливси, достаточно колкий и желчный товарищ. Знакомьтесь — Алексей Кощук, медицинский директор Центра неотложной медицинской помощи Одессы. Ему нравится, когда простебывают в печати врачей, ежели по делу. Я бы хотел, чтобы именно он приезжал на вызов к таким, как я, но увы. Он начальник.

Напомню, что в в наем репортаже шла речь о семейном враче (той самой Проерпине Люциферовне), которая, услышав, что ей надо отсылать направление на сдачу COVID-19 на электронную почту, перепугалась и убежала от «нахер не нужного интернета»

- Может, она просто не знала, как пользоваться электронной почтой и поэтому я так и не смог проверится на COVID-19? — спрашиваю я.

- Я тоже так думаю, — говорит Алексей Кощук. — Это один из факторов. Звонит мне один из начмедов в центр. И говорит: «А если врачи не могут вам передать по электронной почте письмо? Они ведь не умеют». Я отвечаю: «Простите, но есть определенная схема. Если врач не может, значит, формочку заполняете вы. Мы если что поможем и проконсультируем. В чем проблема?». Под конец не выдержал и напхал ей, Доктор сидит где-то на удаленке. Рассказывает, что у нее нет мобильного телефона, хотя у всех украинцев, кроме грудных детей они есть, а медикам давно раздали корпоративные смартфоны. У них априори должен быть интернет. Чего им не хватает для работы, этим Прозерпинам Люциферовнам?».

Я рад, что частично выдуманный мной персонаж стал мемом и разошелся уже среди медиков. Стал именем нарицательным. Хвастливый Хлестаков, ревнивый Отелло и старая докторша, на нюх не принимающая никаких новшеств -Прозерпина Люциферовна! Ай да я!

ПРИ СССР ЭПИДЕМИИ БЫ НЕ БЫЛО!

Руководит этим новым коммунальным учреждением Артур Саруханян. По-моему, его раздражает суматоха вокруг COVID-19. Планов было громадье. Наладить работу центра , хорошенько взяться за спасательные станции на пляжах города, еще куча дел, и тут - бац! Как в «Кавказской пленнице». В районе эпидемия, поголовные прививки, ящур! Распишитесь! Обязательное постановление!

В далеком советском прошлом он был судовым врачом. Строго смотрел, как босоногие туземцы шлепают по палубе при погрузке. В любой момент готов был принять меры.

- Вы знаете, в то время эпидемиологическую обстановку по миру мы знали полностью, — рассказывает он. - Санэпидстанция и карантинная служба заранее давали указания делать экипажам всевозможные прививки. Желтая лихорадка, малярия. А неблагоприятные условия по холере, чуме, тропическим заболеваниям — все это было, но мы соблюдали меры предосторожности. Воду для экипажа брали, например, только сертифицированную. Все судовые врачи сдавали эпидзачет. Они были готовы на случай какой-то эпидемии. И костюмы защитные были.

- Как вы считаете, сейчас эта система сохраняется? — спрашиваю я начальника.

Подключается Алексей Кощук:

- Дайте я скажу! Просто слов не хватает! На сегодняшний день нет санитарно-эпидемиологической службы в Украине. Просто тупо ее нету.

Артур басит:

- Санитарно-просветительская работа не ведется, многие мероприятия делаются для галочки! При Советском Союзе все бы ходили в масках, и не было бы никаких шашлыков на склонах. В 1970 году, когда была эпидемия холеры, я же был участником… Четко всех в пионерские лагеря выселили, стояла милиция, и никаких движений.

Артур рубит ладонью воздух:

- Сила этой эпидемии в Фейсбуке!

Я же вспомнил анекдот. Александр Македонский, Цезарь и Наполеон наблюдают парад советских войск на Красной площади. «Если бы у меня были советские танки, — говорит Александр Македонский, — я был бы непобедим!» — «Если бы у меня были советские самолеты, — говорит Цезарь, — я завоевал бы весь мир!» — «А если бы у меня была газета «Правда», — сказал Наполеон, — мир до сих пор не узнал бы о моем поражении при Ватерлоо!».

В книгах, издававшихся в СССР для работников печати, под грифом «Секретно» отмечалось, что нельзя упоминать в прессе о массовых заболеваниях и эпидемиях — без официального разрешения. Так что, сколько их было в СССР, знал только цензурный комитет.

Но врачи правы в том, что санитарно-эпидемиологической службы в стране нет. Мы не так давно делали репортаж из лепрозория — единственного такого учреждения в Украине. Новых больных проказой тоже ведь вроде как нет.Но вот вам факт: их перестали выявлять с тех пор, как ушли на пенсию последние специалисты по этому недугу. Один лепролог на всю страну. В лепрозории сидит.

СКОРАЯ И НЕОТЛОЖКА

Беседуя с медиками, я несколько раз назвал их центр «скорой помощью». Меня каждый раз терпеливо поправляли, практически не морщась. И разъяснили, в чем отличие:

— Идет дифференциация экстренных и неотложных вызовов… — говорит Артур.

- Экстренный вызов — это те состояния пациента, когда помощь нужно оказывать уже сейчас, — добавляет Алексей. — К этой категории вызовов относятся ДТП, различные ранения, огнестрельные и ножевые, падения с высоты, кровотечения, отравления, политравмы. Здесь нужно оперативно приехать, стабилизировать состояние больного. И отвезти в больницу. Экстренный вызов, исходя из моего опыта, занимает сорок минут. А неотложные вызовы — это повышение давления, температура, бронхиальная астма. Они требуют больше времени. Нужно осмотреть человека, оказать ему медицинскую помощь. Понаблюдать, эффективно ли она ему оказана. Провести необходимые исследования, ЭКГ. Эти вызовы занимают довольно большой промежуток времени. Это час, и два, и два с половиной. Представьте себе, что случается массовое ДТП, а я сижу и оказываю помощь человеку с повышенным давлением.

Поэтому решили дифференцировать вызовы на экстренные и неотложные. Служба «103», центр экстренной медицинской помощи и медицины катастроф, будет заниматься в первую очередь экстренными случаями, а неотложными — во вторую. Мы же, центр неотложной помощи, в первую очередь должны работать с неотложными случаями. Задумка была неплохая. Есть центр неотложки и есть дежурные семейные врачи, которых мы доставляем на соответствующие случаи. Однако возникла проблема. Оказалось, что наши семейные врачи не очень-то умеют, да и не хотят оказывать неотложную помощь. Ну вот не может человек, который всю жизнь назначал таблетки, прийти и сделать укол! И спасти бабушку от давления 200…

КАКОЙ ВРАЧ ЛУЧШЕ

Как я понял, у центра неотложной помощи сейчас войнушка с семейными врачами. Даже не с самими врачами, а с косностью, нежеланием принимать что–то новое, кондовой архаичностью.

- Мы открылись в феврале прошлого года, — говорит Алексей Кощук. — Первые несколько месяцев был период становления. Шел набор персонала. Обучение работе на компьютерах. Постройка коммуникационных сетей. Отработка алгоритмов взаимодействия. А к середине июля мы уже запустили колл-центр. Первый звонок поступил 23 июля. Колл-центр стал работать в двенадцатичасовом режиме, но семейники, которые должны были с нами сотрудничать, не захотели. Очень тяжело было с ними общаться. Они вообще не воспринимали нас. Они считали, что мы пытаемся руководить ими, хотя мы просто машина, которая должна облегчить лечение тем людям, которые не могут самостоятельно прийти в поликлинику. Мы должны просто доставить семейного врача на дом к пациенту. Но врачи стали воспринимать это в штыки: «Вы нас контролируете! Вы нам указываете!». Доходило до скандалов…

- Давайте отвлечемся, вот приехал врач, неважно, неотложка это или скорая. Что лучше, когда он молодой или пожилой?

- Лучше молодой, — говорит Алексей. — Понимаете, если человек ответственный, он держит руку на пульсе того, что происходит в современной медицине. Не боится новшеств!

- У нас все сотрудники прошли обучение — добавляет Артур. — Поехали в вирусологическую лабораторию. Они там обучались, как правильно одеваться, как правильно раздеваться, как правильно брать заборы, какие материалы использовать. Используется так называемая «браша» (щетка Цервикс браш — специализированный инструмент, предназначенный для получения биологического материала наружной части шейки матки, — Ред.). Самая классная эта та, что используется в гинекологии в кожвенерологии. Она мягкая, эластичная, далеко заходит.

- Называется зонд урогенитальный, — улыбается Алексей. — Он менее травматичный для слизистой. Далеко заходит. Мы их заказали, а над нами стали ржать: «Зачем вы это заказали? Какое он отношение к коронавирусу имеет?». Имеет, прямое. Но мы даже этих болезных не слушаем.

ТЕСТ СНОВА НЕ СДАН!

Выключив диктофон, я, заговорщицки подмигивая врачам, спрашиваю: как бы у вас сдать тест на COVID-19?

Мне вежливо, но твердо отказывают: только через семейного врача.

- Есть 722-й приказ, — говорит Алексей, — в котором указана форма на больного. Что, сложно ее распечатать на 100-200 экземпляров?! Семейный врач должен ее заполнить. Печатными буквами. И на украинском языке. Потому что по-другому лаборатория не принимает. Потом семейный врач звонит в эпидемиологическую лабораторию и берет эпидномер. Конкретно на вас. Вот такая схема.

Тут я понял, что от сдачи теста я удаляюсь с каждым произнесенным Алексеем Кощуком словом. Потому что из дряхлого полка семейных врачей украинский язык вряд ли знает половина.

Тут звонит телефон. Артур Саруханян берет трубку. Судя по всему, звонили из какой-то серьезной организации. Попросили прислать бригаду, чтобы проверить сотрудников на ковид. Артур объясняет, что только через колл-центр и только после направления от врача из их служебной поликлиники.

Пока Саруханян общается по телефону, Алексей шепотом говорит мне:

- Часто наяривают высокопоставленные лица: «Вы вжеж понимаете, дохтур …». А я ничего не понимаю! Представьте себе, кто-то из высоких чинов не хочет разглашать результаты теста. Правдами-неправдами всунем его туда, в лабораторию. И тут у него положительный результат. А дальше что?

- А высокопоставленное лицо вызывают к президенту! И он едет…

- Вот-вот. Не надо этого делать!

ГОТОВНОСТЬ №1

Я живу на седьмом этаже. Внизу, под окнами, оживленное шоссе. И иногда, особенно вечером, вой сирены скорой заставляет невольно прислушаться. Куда помчались машины? Что-то чаще стала слышна сирена . И невольно тревожно становится. Зябко. Вспоминается, как герои «Игры престолов» хмурили косматые брови и, поправляя меч, бурчали: «Зима близко».

Что это значит, я понял только в последнем сезоне. Когда скрежет зубовный и адъ. И конечно, все время хочется какой-то «лайт версии» эпидемии. С минимумом смертей. С отсутствием идиотизма на местах.

Лучший способ ощутить себя защищенным — это послушать врачей. Они деловиты и сосредоточены. А Алексей еще и по-боевому настроен. Нет ни грамма неуверенности.

Снова звонок. Артур Саруханян берет трубку, слушает несколько секунд, потом лицо его добреет, размягчается:

– Спасибо вам огромное. Очень вкусно. Я, правда, сам не пробовал, но врачи говорят, что очень хорошо.

Кладет трубку и поясняет мне:

- Это ресторан «Юг», они нас кормят бесплатно. Готовят для 18 человек тех, кто непосредственно в очаге. И для тех, кто сутки здесь работают. Я им, если можно, рекламу сделаю. Покупайте в ресторане «Юг»! Очень вкусно. Сами доставляют. В запечатанных пакетах, все четко.

- После начала эпидемии были люди, которые отказались работать?

- Ушла одна доктор и то, дети настояли, — говорит Алексей. — Пожилая женщина, но очень грамотная. Десять дней ей понадобилось, чтобы обучиться работе на компьютере. Она клепала таблицы Exel так быстро, что я просто в шоке был.

Он грустно вздыхает.

Артур Саруханян:

- Многие ушли в отпуск, но почему? Не потому что боятся. Они живут за городом. Впрочем, у нас большинство вообще добровольцы. Они даже не спрашивают, сколько будут платить. За деньги вообще не стоял вопрос. Водители и врачи. Те, которые едут в очаг.

Мы идем в колл-центр. В коридоре Артур показывает на стену:

- Видите, кабель тянут! Это интернет-провайдеры. Плохой звук был, поэтому девочка вам и кричала в трубку. Но вы правильно сделали, что написали. Я такой разнос устроил!

Заходим внутрь. В колл-центре операторы сидят без масок. Артур Саруханян говорит, что тут в этом нет необходимости. Однако мы должны быть в масках, потому что посторонние. Нам приносят защитный костюм. Ими врачи обеспечены, правда, Алексей говорит, что через десять минут «задница уже мокрая».

Потом выходим во двор. Новенькие машинки неотложек — как хирургические инструменты, вынутые из автоклава. Они сверкают. Они механизированы. Оборудованы специальными подъемниками для транспортировки инвалидов. Мощь!

КОГДА?

- Когда вы ждете пик заболеваемости по COVID-19? — спрашиваю я своих новых знакомых.

Артур Саруханян:

- Если будут соблюдены все меры безопасности на майских праздниках, то следует ожидать во второй декаде месяца. У нас на базе пятой больницы выделено помещение, в котором была травматология (речь о бывшей ГКБ №3 возле парка Шевченко, — Ред.). Там есть отдельное здание в глубине. В нем нам выделили три комнаты. И там работают группы, экипажи неотложек. Машина выезжает на вызов по коронавирусу. Бригада берет тесты. Затем везет их в лабораторию, после лаборатории они едут на эту базу, там они раздеваются, там есть душевая кабинка. Там же машины обрабатываются. Мы заключили договор с фирмой, и каждый раз после выездов они обрабатывают машины. Мы считаем так: сперва нужно создать нормальные условия труда для людей, а потом что-то требовать. У нас получилось.

Он закуривает с видом человека, сделавшего все, что от него зависит.

Они ждут. И надеются, что их и нас минет чаша сия.

Это как затишье перед боем. Боем в окопах или городе. Наверное, что-то такое ощущали наши солдаты перед освобождением Лисичанска или в осажденной врагом Марьинке.

Пока еще все хорошо. Над позициями дует ветерок и летают бабочки. Нет залпов артиллерии и стрекота пулеметов. Нет коек в коридорах и заполненных моргов. У врачей еще нет темных пятен на коже от неснимаемых подолгу масок. Пока каждый пятый не слег с «короной». Они еще нормально высыпаются, не надевают памперсы под защитный костюм. И смена длится вменяемое время, а не трое суток, как в Италии. Можно и перекурить, и журналистам косточки перемыть.

А эпидемия — как цунами. Такая же непредсказуемая и опасная. Вон выглянул из-под воды волнорез. Это признак грядущей катастрофы или просто ветер так дует? Никто не знает. Но если случится неизбежное, именно они, медики, будут теми, кто первыми встретят настоящую волну. Как встретили такую же волну пограничники, пехотинцы, танкисты, артиллеристы и многие украинцы.

Мы держим за них кулаки. Спасибо вам!

Автор — Дмитрий Жогов, фото — Валентина Бакаева

Раньше здесь размещался горздрав, сейчас это база неотложки[/i]

Транспорт службы[/i]



Доктор Ливси, он же Алексей Кощук[/i]

Пробую неотложку на прочность[/i]



Артур Саруханян показывает, что номер телефона службы совпадает с номером на машине[/i]

Коробка с заветными тестами. Мне так и не достались[/i]

Комплектов защитной одежды много. Хватает[/i]

Без пневмотрубы[/i]





Директор Алексей объясняет, почему Прозерпина Люциферовна боится интернета[/i]