В Украину ежемесячно привозят тела погибших военных и военнопленных. Каждого из них должны идентифицировать и отдать близким. Как происходит процесс репатриации, – в материале РБК-Украина.
Украbна и Россия время от времени проводят обмен телами павших на поле боя военных, значительно реже – гражданских. Процесс возвращения тел родным называется "репатриация". В Украине этим занимаются несколько структур, включая МВС и Минздрав. Их учреждения ежедневно исследуют тела, которые были доставлены по репатриации, стараются их идентифицировать и передать родственникам.


Тысячи


В апреле между Украиной и Россией произошел очередной обмен. В Украину вернули 909 погибших военнослужащих с разных направлений фронта и российских моргов. Их везут в больших грузовиках, которые оборудованы специальной холодильной системой. В этих же грузовиках держат тела, которые не смогли идентифицировать.
Все 909 тел сразу отправляются в областные бюро судебно-медицинской экспертизы (СМЭ – ред), где выясняют причины смерти человека. Каждого фиксируют, заполняя сотни документов, которые необходимы для расследований военных преступлений.
Параллельно с этим свои процессы происходят в полиции, куда приходят родственники. О пропаже военнослужащего чаще всего узнают двумя путями – либо об этом сообщают его родные, либо военная часть. И те, и те пишут заявления и ждут.
"У нас это направление по поиску пропавших без вести на постоянном контроле. Все следователи обучены, проходят курсы по психологии, чтобы общаться с семьями. Проблемы с тем, как правильно вести себя следователю, нет", – рассказывает начальник отдела по расследованиям преступлений на оккупированных территориях ГСУ Нацпола Игорь Калантай в комментарии РБК-Украина.
Пока полицейские обрабатывают заявления, в бюро проводят судебно-медицинские исследования. Сотрудники СМЭ выделяют две категории погибших, чьи тела были доставлены по репатриации. Это те, кто погиб на фронте, и военнопленные, которых убили в спецучреждениях РФ. Сложнее всего с первой категорией – тела забирают с поля боя, где они могли какое-то время находиться, говорит заведующая отделом СМЭ Инна Падей.
"Если тело доставлено нам с поля боя, оно находится преимущественно в поздних гнилостных изменениях. Тела фрагментированы, скелетированные, то есть лишены мягких тканей. Они деформируются спустя длительное время их пребывания на открытой среде, из-за взрывных травм. Иногда, когда ты открываешь пакет, можно сказать многое о теле, а иногда невозможно сказать фактически ничего", – говорит РБК-Украина эксперт.
Те же погибшие, которых доставляют из российских тюрем или госпиталей, имеют явные признаки критической кахексии. Иными словами, когда военнопленному банально не давали есть.
"На таких телах мы также видим следы физического воздействия, следы некоторых орудий, проводящих электрический ток. Причины смерти могут быть самыми разными. Например, заболевание, потому что при ненормальных условиях пребывания люди болеют и от этого умирают. Это может быть онкология или инфекционные болезни", – добавляет Падей.
Задача судмедэксперта на этом этапе – зафиксировать причину смерти и провести экспертизу. Сложности возникают на обоих этапах. Например, периодически российская сторона зачем-то сама занимается вскрытием тел украинских военнопленных, что значительно затрудняет задачу украинским экспертам.
Буча, обмен телами (фото: Getty Images)
"Это означает, что до того, как попасть ко мне на исследование или любому нашему эксперту, тело уже было вскрыто, уже исследовано. Также с отбором биологического материала на дополнительные исследования, с многочисленными секционными разрезами. Например, они отбирают лоскуты кожи с ранениями для исследования", – рассказала эксперт.
Украинские судмедэксперты не понимают, зачем в России тратят свои ресурсы на это. Если не предположить, что все это делается ради банального желания усложнить эту процедуру украинской стороне. Но зачем отбирать образцы для ДНК – непонятно. И к тому же очень затратно.
В СМЭ, как и в других структурах, кому добавилось работы с началом большой войны, не хватает людей. Работа тяжелая и далеко не каждый может ее вынести – как физически, так и эмоционально. Медэксперты стараются не пропускать каждую отдельную историю погибшего через себя, иначе можно не вынести работу. Падей признается, что за все время работы ее уже мало что шокирует, но есть вещи, которые очень злят.
"За время работы здесь ты видел уже столько, что тебя шокировать могут только дома ролики с YouTube, когда расстреливают наших людей. Беззащитных военных, либо издеваются над ними, либо убивают. Вы сами видели, что они с ними делают. Все это мы видим на наших секционных столах, все это мы потом фиксируем. Ты возмущаешься, обсуждаешь это с коллегами, но это твоя работа. Ты это видишь, но тебе нужно все профессионально все отразить и зафиксировать", – добавляет Падей.
Когда причина смерти военного установлена, эксперты его идентифицируют. Очень часто из-за состояния тела сделать это тяжело, но его все равно необходимо идентифицировать. У 100% тел берут берут материал для исследования - его везут в ГНИЭКЦ.


Идентификация


Учреждение с длинным названием "Государственный научно-исследовательский экспертно-криминалистический центр" сегодня основные свои мощности направило на идентификацию погибших военных. В системе МВД работают 25 лабораторий, которые проводят изъятие ДНК профиля. Главный офис, в котором также находится лаборатория, расположен в Киеве.
Внутри помещение ГНИЭКЦ выглядит как штаб-квартира медицинской компании – повсюду разная аппаратура, часть из которой похожа на духовые шкафы. За ними работают эксперты в защитных костюмах. Сюда свозят фрагменты тел погибших военнослужащих для изъятия ДНК-профиля.
"Достаточно 10-15 см любого образца костного материала или зубов. Тогда в процессе предварительных действий во время проведения механической обработки можно приступить к проведению молекулярно-генетического исследования. Его мы делаем с применением определенных наборов экстракций, расщепляющих костную ткань, или зубы до самого уже исследуемого раствора, из которого уже устанавливается ДНК", – говорит РБК-Украина заместитель директора ГНИЭКЦ Руслан Аббасов.
Если экспертам, которые определяют ДНК, удастся получить кровь или фрагмент мягких тканей погибшего, тогда процесс идентификации пройдет быстрее. Чаще всего специалистам приходится иметь дело с костным материалом. Самое сложное – установить личность военного, который погиб от огня.
"Если тело сгорело, то нужно все-таки найти биологическую ткань. ДНК – это структура биологической природы и мы понимаем, что она так же денатурирует, разрушается и подвергается воздействию не только окружающей среды, но и термической. Разумеется, если пепел – вряд ли кто-то установит", – отмечает Аббасов.
Обмен телами (фото: Getty Images)
Но все же самое сложное для экспертов – разделить фрагменты. Россияне, отдавая тела на репатриацию, часто подписывают пакеты. Но вся без исключения информация проверяется. И очень часто оказывается, что в пакете, который подписан одним именем, могут оказаться останки нескольких человек.
"Чтобы в этом убедиться и идентифицировать, кому именно эти остатки принадлежат, нужно исследовать фактически все фрагменты, находящиеся в одной упаковке или разных, поместить их в Электронный реестр геномной информации человека. И потом при исследовании других останков мы обнаруживаем совпадение остатков и таким образом можно установить принадлежность их одному или нескольким лицам", – добавляет эксперт.
Пока в ГНИЭКЦ изымают ДНК-профиль, то же самое делают у родственников, которые обратились с заявлением о безвести пропавшем. Их геномный материал помещают в единый реестр, а потом сообщают, если ДНК-профиль совпал. Материал для исследования у родных пропавшего берут, в том числе и в специализированных центрах при Главуправлениях Нацполиции (ГУНП).
"Мы создали их для того, чтобы наладить коммуникацию между гражданами и полицией. В этих центрах им помогают подать заявление, берут биологический образец, проводят интервью, предоставляют ему статус, разъясняют права, обязанности, проводят консультации. Например, о получении каких-либо льгот", – говорит Калантай.
Когда ДНК-профили родных и погибшего совпадает, им сообщают об этом и отдают тело. Но есть военнослужащие, у которых нет родных. Об их пропаже заявляют командиры военных частей или друзья. У экспертов нет возможности взять ДНК-профиль у второй стороны, но они находят выход.
"Изымаются личные вещи – это любая вещь, которая была в долгом пользовании – маска, зубная щетка, бритвенный станок, шапка, варежки, нательное белье, личное украшение, аксессуары. Что угодно, что может содержать биологический материал, эпителий, из которых можно установить, если прошло долгое время. Это помогает, если нет близких. Есть сироты, или если близкие уже умерли", – добавляет Аббасов.
Около 25% исследованного материала остаются без совпадений. Точную цифру в ГНИЭКЦ сказать не могут – она каждый день меняется, количество погибших растет, но с ним растет и количество совпадений. Сейчас это около 30-50 совпадений, но иногда доходит и до сотни. Специалисты называют это позитивной динамикой. На изъятие ДНК-профиля уходит в целом от нескольких часов до суток.
Кроме ДНК-профиля выделяют еще несколько способов идентификации тела. Во-первых, погибшего редко, но можно определить сразу после того, как тело было доставлено в Украину. К примеру, по татуировкам или другим особым приметам. Если не получается, но тело находится в хорошем состоянии, эксперты пытаются опознать человека по лицу, говорит замминистра внутренних дел Леонид Тимченко.
"Все тела обычно фотографируются. Если лицо позволяет осуществить распознавание по фото, мы также распознаем, потому что у нас есть программное обеспечение, позволяющее распознавать по фотографии. Следующий этап – это работа с отпечатками пальцев. То есть снимаются отпечатки пальцев с тела и с помощью наших дактилоскопических учетов мы производим сравнение и по возможности устанавливаем личность" – отмечает Тимченко в комментарии РБК-Украина.
Но все же большая часть материала попадает в ГНИЭКЦ. Там стараются работать так, чтобы не возникало очереди, но и здесь специалистов не хватает. Судебный эксперт-генетик – это довольно редкая специальность, которой долго обучаются. А в сегодняшних реалиях экспертов больше всего шокируют объемы, говорит Аббасов.
"Объемы поразительные. Я уже понимаю, что мы все где-то немного профдеформированы. Мы уже реалистично, по-человечески, все немного деформированы. Если честно, хочется, чтобы это был сон", – признается собеседник.


Возвращение домой


В первые два года войны было около 30 репатриаций. За последние полгода обмены погибшими происходят в среднем один раз в месяц. Они неравномерны – иногда российская сторона отдает меньше, иногда – мы. Сегодня количество тел варьируются от 500 до тысячи за обмен.
Точной информации о том, сколько тел все еще находятся в России, либо на территории, которую контролирует армия РФ, нет. Украинская сторона также вынуждена забирать с поля боя погибших российских солдат, чтобы пополнять обменный фонд.
Те, кто занимается репатриацией – от полицейских, берущих заявление, до судмедэкспертов, говорят, что дольше всего привыкали к объемам. С другой стороны, критически важно отдать родственникам тело погибшего. Для тех, кто несколько лет ждет человека, находящегося в статусе "без вести пропавший", любое изменение ситуации – уже итог.
Волонтеры забирают погибших военных (фото: Getty Images)
Второе, к чему долго привыкали, – состояние тел. Особенно если говорить о тех, кого привезли с российского плена. "Каждая репатриация возмущает и каждое такое мероприятие – это очень сложная история нашей страны. Мы все понимаем нашу ответственность. Если мы говорим о репатриации, то мы должны установить каждое тело. Состояние, в котором приходят тела – это очень возмущает", – добавляет Тимченко.
В таком сенситивном вопросе как смерть в принципе тяжело находиться в устойчивом психическом и эмоциональном состоянии. Судмедэксперты и полиция привыкли иметь дело с умершими, но никто не предполагал, что будет заниматься репатриацией погибших украинских военных. Но на вопрос об общей усталости многие из спикеров говорить не захотели.
"Пока мы не победим, я об этом не буду говорить. Мы работаем".